Своим взглядом на деловой климат в России поделился президент Американской торговой палаты Алексей Родзянко
Алексей Олегович, расскажите немного о себе, как Вы оказались в России и с чего начали свою деятельность в нашей стране?
Я родился в Нью-Йорке, но мои родители, бабушки и дедушки приехали в Нью-Йорк буквально за 2 года до того, как я родился. Они приехали из послевоенной Европы, где они вторично за ХХ век стали беженцами. Первый раз это была революция и Гражданская война в России; тогда семья отца поехала в Югославию, семья матери - в Эстонию. Во время Второй мировой войны они оказались беженцами во второй раз. Разными путями обе семьи оказались в Мюнхене в 1945-46 годах. Там мои родители встретились и поженились, а в 1949 году они приехали в Америку. Буквально через несколько месяцев после переезда родился старший брат, потом через год я, потом младший брат и еще 2 сестры.
Какая большая у Вас семья…
Нас было пятеро, росли вместе. Приехали не только мы, а также все двоюродные братья и сестры со стороны матери и немало со стороны отца. У матери было 7 человек, у отца - 6 человек братьев и сестер. Большая часть из них оказались в США. Все детство вокруг меня был русский язык, и я говорил по-русски, пока не пошел в школу. В 1995 году, когда я уже 14 лет проработал банкиром в Нью-Йорке, внутри банка была реорганизация, и мне предлагали переехать в Лондон. В то же время со стороны поступило предложение поехать в Россию, открыть новый банк, стартап. Естественно, работа в Лондоне была более надежным вариантом, но исходя из истории прошлого, я все-таки решил, что надо ехать в Россию.
До этого ни разу в России не были?
Бывал. Я был переводчиком первые годы после университета, раз восемь был в Советском Союзе. Когда стал банкиром, я отвечал за развитие бизнеса в Восточной Европе, в том числе и в России, поэтому несколько раз приезжал сюда. Потом, с 1991 по 1995 год, был управляющим по торговле и развивающимся рынкам и тоже ездил в Россию. В сентябре 1995 года приехал сюда и до декабря 1996 года развивал стартап. Потом меня пригласили работать в J.P.Morgan – возглавить российскую «дочку» и сформировать команду, которая работала бы на этом рынке, что я и сделал. Я сформировал в Лондоне команду, и 3 августа 1998 года, за 2 недели до коллапса, кризиса и моратория, мы приехали в Россию. Не знаю, повезло нам или нет, мы достаточно хорошо видели ситуацию, понимали, что будут проблемы и вовремя сократили свои риски в России. Потом я много лет занимался банковским бизнесом, был банкиром, и когда решил, что хватит, можно ехать на покой, мне предложили стать кандидатом на позицию президента Американской торговой палаты.
Это был 2013 год, легко сменили поле деятельности?
Не то чтобы легко, ведь быть банкиром – это смотреть на очень широкий диапазон деятельности, и можно не быть глубоким специалистом в чем-то одном, но достаточно хорошо ориентироваться в общей ситуации. В этом смысле, банковская карьера – это хорошая подготовка к работе в бизнес-ассоциации. С другой стороны, это совершенно другое, потому что это общественная деятельность: я как посредник между российскими и американскими властями, их интересами и интересами бизнеса. Если честно, то мне повезло, потому что это возможность заниматься общественной деятельностью, которой я не занимался прежде, а предки мои занимались когда-то.
Ваш прадедушка?
Да, который был председателем Государственной думы в царской России.
Вы становитесь президентом Американской торговой палаты. Что у Вас на тот момент уже было в организации?
Мне очень повезло, мы были членами этой Палаты, когда я был главой J.P.Morgan, и потом, когда работал в Deutsche Bank. Мой предшественник, Эндрю Соммерс, за годы своей работы поднял значимость Палаты, ее воспринимали как серьезного советника в политике по отношению к бизнесу, как советника, к которому можно и стоит прислушаться.
Я стал наследником богатой и успешной традиции, которую нужно было сохранить и не растерять. Я помню 2013 год, когда со мной вели собеседование и я уже понимал, что может «склеиться». Мне казалось, что будет достаточно тяжело: ведь уже тогда отношения между Россией и США были не лучшими. По факту же оказалось, что отношения Палаты с правительством были очень хорошие и конструктивные. Они сохраняются до сих пор, потому что наше дело – улучшать бизнес-климат для наших компаний, и мы таким образом улучшаем бизнес-климат в стране в целом. Для нас АСИ (Агентство стратегических инициатив – прим. ред.) – большой союзник. Мы надеемся, что мы для вас также полезный партнер. Мы боремся за то же самое. Большая часть членов нашей Палаты – это представители компаний с американскими корнями, и именно это дает некую особую точку зрения, которая тоже нужна, тоже ценится, и мы ее носители.
Когда Вы вступили в должность, на российском рынке уже, естественно, присутствовали американские компании. Однако, ситуация на рынке поменялась, возможно, поменялся и состав членов Палаты, состав рынка, у Вас есть какие-то данные, статистика?
Данные есть, но статистика по членам организации и статистика по тем, кто из игроков остался на рынке, а кто ушел – это несовпадающая статистика. Еще в 2012 году при высокой цене на нефть и при полном отсутствии санкций все равно назревал кризис роста. Экономический рост в России сильно замедлялся в силу того, что дивиденд от нефти уже был освоен, а дальше нужны были структурные изменения - чем АСИ, собственно, и занимается. АСИ, если я не ошибаюсь, как раз в это время начинало свою деятельность.
Да, АСИ как раз начинало делать свои первые уверенные шаги…
На мой взгляд, главный вызов России - это своя собственная, внутренняя бизнес-культура, потому что остальные факторы – преходящи. Цена на нефть может колебаться, ни одна страна не может решать судьбу мировой цены на нефть, отношения с США и Европой тоже меняются со временем, да и отношения – это дело не наше, не бизнес-сообщества. Но они влияют на бизнес–сообщество, они меняют его.
Мы надеемся, уверены, что дипломаты и главы государств со временем договорятся, снимут стрессовые моменты, и мы вернемся в норму. И когда это произойдет, остается главный вопрос: какой здесь бизнес-климат? В этом смысле есть большие достижения, сделаны большие шаги. Иностранный предприниматель, приходя сюда смотрит на бизнес–климат, на потенциал рынка, потому что его сюда позвали его крупные клиенты, другие компании, он сюда приходит, потому что у него есть бизнес-план и он должен его выполнить. А для выполнения этого плана бизнес-климат иногда является определяющим фактором.
И еще один момент – понятия «американская компания» и «российская компания». Бизнес уже далеко ушел от тех понятий национальных границ, которыми мы все живем. Возьмем для примера крупную американскую индустриальную компанию General Electric. Этот бизнес зарабатывает более 60% от своей выручки, от чистого заработка, за пределами США. 20 лет тому назад было наоборот. Такая картина повторяется из раза в раз. Простой пример: у вас есть iPhone?
Да…
Чей это продукт?
Американский…
Вы знаете, где этот продукт появляется в торговой статистике России? Это импорт в Россию из Китая. Китай собирает эти телефоны из комплектующих, которые приходят в Китай со всего мира, большая часть из США. Но в статистике торговли у США нулевая составляющая в каждом айфоне, который, наверное, у каждого третьего россиянина в кармане. Это один маленький пример, но таких примеров очень много. Называть компанию американской, европейской, французской, немецкой удобно, потому что как-то же их надо называть (смеется), но по факту это глобальные компании. Они настолько же российские, насколько они китайские, американские. Это важно понять. Это я к тому, что бизнес обращает внимание на климат в каждой стране присутствия, и каждую страну считает своей страной.
В Министерстве торговли США есть статистика – прямые инвестиции американских компаний в Россию составили 14 млрд. долларов. Это очень мало. В то же время, представитель одной компании с американскими корнями говорил мне, что они одни вложили в Россию 9 млрд. Как это возможно? Очень просто, потому что вкладывают они из Люксембурга, из Китая, отовсюду, и это не попадает в американскую статистику.
А если решения принимаются на основе такой статистики, то получается, что они «смотрят» только на видимую часть айсберга, а не на то, что фактически происходит. На встречах ко мне обращаются: «Вы представитель американского бизнеса, но для вас санкции ничего не значат. А вот у европейцев большие интересы». Это потому, что очень большая часть американской «корпоративной» торговли идет через Европу или через Китай, Японию и другие страны.
Тем не менее есть сдерживающие факторы, которые не позволяют приходить иностранному бизнесу и инвестировать в российскую экономику…
Есть несколько сдерживающих факторов. Бизнес идет сюда для заработка, но когда рынок «сжимается», зарабатывать тяжелее. Нет такого, что бизнес не приходит, кто-то приходит, но это происходит на определенных направлениях, там, где девальвация рубля помогла, а не помешала. И, конечно, сдерживающий фактор здесь – это отношения, геополитика. Недели три тому назад было объявление о том, что Россия хочет вернуться на рынок еврооблигаций. Я работал раньше в этой сфере и прекрасно понимаю, что за последние два года Россия сильно снизила свою долговую нагрузку. Главный вопрос у инвестора при покупке облигаций - заплатят ли мне в будущем деньги, будет ли это обещание исполнено? В России сейчас ответ: да! Россия, во-первых, способна, во-вторых, заинтересована в этом. Со стороны инвесторов есть большой интерес к российским облигациям, и их приобретение не запрещено санкциями. Но когда были озвучены планы по еврооблигациям, то в США и европейских странах прозвучали звонки их «старшим банкирам» с настоятельным советом не приобретать их. Это пример того, как геополитика мешает инвестициям.
Сейчас на российском рынке по большей части присутствуют американские компании – гиганты. Средний и малый бизнес тоже идет сюда?
Нет, не только гиганты. Есть и средний, и малый бизнес. Им просто тяжелее в силу того, что у них нет таких ресурсов и нет такого богатого портфеля, диверсифицирующего риски. Крупные компании смотрят на этот рынок как на стратегический и говорят, что сейчас трудный «цикл» - цена на нефть упала, спрос упал. Нам нужно реагировать на ту ситуацию, которая есть, и готовиться к тому моменту, когда рынок вернется: когда восстановится покупательная способность россиян, когда у правительства будут деньги, необходимые для проведения инфраструктурных проектов в том масштабе, который был два года назад.
Есть компании, которые ушли, но это редкие исключения. Практически все остались здесь, все свой бизнес перестроили, перенастроили на те условия, которые сейчас есть. Известный пример с General Motors: они не ушли, они сконцентрировали свое присутствие на более высоком ценовом сегменте.
Получается, что большой препоной для дальнейшего развития бизнеса становятся именно санкции. Что вы можете сказать про бизнес-климат в России? Влияет ли он на присутствие иностранных компаний на рынке?
Конечно, санкции влияют, но в целом, наверно, больше психологически, чем фактически. В то же время, банковская сфера очень сильно ограничена санкциями. Главный бизнес для американских и европейских крупных инвестбанков – это крупные трансграничные сделки, которые именно санкциями приостановлены. На банковскую деятельность очень сильно - напрямую и отрицательно - подействовали санкции.
Крупнейший проект в истории ExxonMobil – арктическая разработка вместе с компанией «Роснефть» - был заморожен в переносном и буквальном смысле. С другой стороны, цена на нефть после санкций обвалилась, может быть, отложить дорогостоящую глубоководную ледяную нефть, это не такая уж плохая идея.
А для торговли, промышленности, инфраструктурным проектам – нет большого прямого эффекта от санкций, на них больше повлияла цена на нефть. Может, производители продуктов питания оказались в плюсе, потому что их конкуренты европейцы были удалены с рынка через контрсанкции. Для них, как для российских производителей, уменьшилась конкуренция.
Для бизнеса нет стран–врагов и стран–друзей, есть хорошие и плохие, важные и неважные рынки. И есть некий побочный фактор: а как на это посмотрят «родители», т.е. правительство? Если они четко запрещают, то тогда компании четко слушаются, другого выбора нет.
Еще один фактор – это реакция в России на эти санкции. Она двоякая. Во-первых, понимание, что нас «могут отрезать от всех этих айфонов», и это один из мотивов темы локализации. Второе – «если мы посчитаем, что у нас осталось, как мы будем жить, кто будет производить». И, отчасти, импульс к локализации и импортозамещению вызван именно этими чувствами.
Поэтому санкции – тормозят бизнес и дают еще один повод подождать. Была бы цена на нефть 150 долларов, а не 40, то бизнес шел бы сюда, не взирая на санкции. С другой стороны, в России много мозгов, много хороших программистов, специалистов в сфере высоких технологий. Сейчас можно поехать в Калифорнию, в Кремниевую долину, и вы увидите, что сегодня там второй язык - русский. Почему это так? Климат – одно объяснение, но не главное. Главное объяснение, что если хочешь монетизировать свои идеи и разработки, создать компанию, вывести ее на рынок и продать инвестору, т.е. разбогатеть от своей деятельности, то на российском рынке, в российских условиях, сделать это не так просто. Проще продать компанию, зарегистрированную в Калифорнии или в Делавэр, хотя 90% сотрудников, все «мозги» в России, весь продукт был создан здесь. Это говорит о том, что там есть что-то, чего здесь нет, что позволяет эти капиталы сформировать, коммерциализировать свои идеи. А что это, я не знаю. Есть разные теории на эту тему.
У Вас есть Ваша теория на эту тему?
У меня их две. Первая – здесь не до конца верят, что не отберут, потому что богатая история конфискации, которая не до конца прошла и о которой время от времени бывают напоминания, причем, в недавнем прошлом. Защита частной собственности, защита интеллектуальной собственности, они пока здесь не на том уровне, на котором должны были бы быть.
Второй момент – психологический. Если посмотреть на спорт, сравнить спорт России и США, обе страны очень успешно выступают на Олимпиадах, но как этот спорт сформирован? В США это массовое явление, из которого сами «вырастают» спортсмены. В России это четко организованная пирамида, где отсеивают в 5-7 лет. Это говорит о том, что в России жесткий отбор и невосприятие неудачи. Если у тебя не получилось, то тебе говорят «до свидания». Это может отрезать и тех, кто просто медленнее развивается. В культуре здесь очень отрицательно относятся к неуспеху, ошибка наказывается более жестко, чем в США. В Америке, если ты ошибся, то тебе говорят «молодец, что постарался». Если у человека что-то не получилось, один раз обанкротился, у него всегда есть другой шанс. Тот же Трамп, сколько раз он банкротился, и все равно может стать президентом США (Смеётся).
Мне кажется, эти две вещи - основные. Это вопрос психологии общества, его организации. С другой стороны, Россия никогда не играла в хоккей, а потом решила этим заняться и стала лучше других, потому что решили, что это нужно. Если появляется реальная политическая воля, то все становится возможно. Нужно ли это России? Серьезно ли она хочет улучшить свой инвестклимат, или все это только слова – вот главный вопрос.
А если рассматривать по небольшим составляющим, помимо санкций, на что сегодня жалуется бизнес?
Сейчас рубль дешевый и экспорт из России стал выгодным. Многие компании, особенно большие многонациональные, которые что-то здесь производят, локализовали до некоторой степени свое производство. Теперь они могут экспортировать по своей цепочке в другую страну. Но экспортировать из России не так просто. Россия по рейтингу Doing Business серьезно продвинулась вперед, но по таможенным процедурам она 168-ая из 170 стран. Это объективный показатель, который измеряется количеством часов, нужных для пересечения границы. В этом объективном показателе по экспорту Россия позади всего мира. Почему? Мы разбирали один пример вместе с компанией, которая проходит через эти процедуры, вместе с РЖД, которая возит эти грузы, и вместе с таможенной службой, которая пропускает эти грузы. Оказывается, переход к электронному документообороту практически сделан, но в налоговой службе есть одно требование: чтобы каждый груз имел бы свой бумажный паспорт со штампом того инспектора, который в тот момент дежурит. И без этой бумажки все стоит! Каждая бумажка должна штамповаться только синими чернилами. Вся эта информация уже содержится на электронных носителях, а бумага нужна только для проверки правильности возмещения НДС… И таких мелочей много. Я думаю, что со временем все эти вопросы будут решаться.
Я здесь говорю о проблемах, но есть очень много хороших примеров успеха. Где-то остались старые практики, но есть направления, где многое уже сделано, и еще чуть-чуть - и будет большой скачок в эффективности. Получить разрешение на строительство здесь дольше, чем во многих других странах. С другой стороны, я приехал в 1995 году на полный стартап по инвестбанковскому бизнесу. За год мы поднялись с нуля до пятой компании в России. В Нью-Йорке с нуля по пятой компании подняться невозможно. Здесь происходило становление рынка, была возможность новому игроку занять достаточно значимую долю. Поэтому неправильно говорить только о проблемах. Проблемы есть, и их надо решать, но, что их не решают, тоже нельзя сказать.
В начале разговора я говорил, что когда пришел на свою нынешнюю должность, то ожидал, что будет тяжело, но оказалось, что отношения с государственными чиновниками, с государством достаточно конструктивные. Просто сейчас нет возможностей действовать, их надо дожидаться.
Есть ли у Вас примеры успешной реализации проектов американских компаний, которые осуществляют свою внешнеэкономическую деятельность на территории других государств, входящих в состав ЕАЭС?
Этот союз - важное и новое явление, потому что расширяет рынок. Как минимум, теоретически – это дает улучшение, возможность выбрать наилучший инвестклимат на всем Евразийском пространстве. Фактически - это создает некую внутреннюю здоровую конкуренцию.
Второе – это более крупный рынок, бестаможенная и свободная торговля на рынке не в 150, а в 200 миллионов человек. Те же таможенные процедуры, которые Россию опускают в рейтинге Doing Business: если сейчас их пересмотрят и модернизируют, благодаря тому, что Евразийская экономическая комиссия этим занимается, то будет хорошо и для ЕАЭС, и для нас.
Та же General Motors теперь собирает Cadillac в Белоруссии. Кто-то из России начал больше экспортировать. То есть результаты уже есть, и мы считаем, что это очень важное новое явление.
Хорошие отзывы пока?
Да. Есть вопросы, насколько это реально, насколько это будет менять мир, но возможность того, что это будет, и мое впечатление серьезности всех участников говорит о том, что это реально помогает и поможет.
Если к Вам придет представитель американского бизнеса и спросит, надо ли идти на российский рынок, что Вы ему ответите?
Я ему скажу, что российский рынок – это 150, а с Евразийским союзом – 200 миллионов человек. Это большой рынок: после Азии, Европы и США это следующий рынок. Это рынок, который исторически готов платить за качество. Это рынок, на котором многие компании успешно работают. Это рынок, который сегодня дешевый. С одной стороны, вы сможете легко войти в него, с другой стороны, вам труднее будет развивать свой бизнес в условиях, когда спрос «придавлен». Но если начинать, то лучше начинать с низкой точки, чем с высокой. Как говорят в бизнесе: «Покупай дешево, продавай дорого». Инвестиции легче делать, когда дешевле, когда земля дешевле, когда недвижимость дешевле, когда бетон, сталь, нефть – все дешевле. У вас, американцев, доллар – базовая валюта, и сейчас очень хороший момент инвестировать в контрцикличной обстановке!